Птица Слава: тайные сказы. Сказ Первый. Рысь Русь и Пупа, Попугай кархадский

Встреча на Вишере.

Плачь о порушенной дюжине перьев

поруха десятая. Протокол второй

— За державу матушки моей ро́дной не раз уже говорила: никто её не раскатывал! Обиделась матушка. Да в одночасье сама и ушла. После уже – оска́зники-неполжи́вцы, ваши да наши, всё кривдою и замазали: враками да ливера́ками… Но зверомирцы в том твёрдо уверены: не погибла она, не сгинула: затаилась до времени, растворилась в грядущем. Будет ещё её, ох как будет!..

— Пусть так. Но согласись: Рысь Алая встала на путь всеобщей справедливости преждевременно: звероценоз не созрел для столь радикальной идеи. Зверяне есть звери – не переделать!

— И что? Если, предположим, роды и были преждевременными, дальше-то что? – засунуть младенца обратно в утробу, чтоб дозревал?!

— По сути, так с вами и поступили…

— В надежде, что вместе с плодом сдохнет и мать… Не случилось. Верно то говорю: не случилось! Скоро сами поймёте… Зверархи́ческий мир подходит к логической точке: к исходу. Завтра ли, послезавтра, век ли тому истечёт: но либо зверя́нства не будет вовсе, либо звера́рхии рухнут, и станет иное, проектом чего, может, эскизом, есть и была держава великая: Алая!.. Никому не удержать в вечной узде обездоленных, хоть и сделайте поголовно из них тупых потребителей. Разве что: вшить каждому чип управления. Так ведь выгрызут. С мясом и кровью – но выгрызут!.. Каждый раз, когда кто-то называет кого-то “быдлом”, он на шаг приближает зверя́нство к исходу.

— А знаешь что, Рысь? Соглашусь. Очень хочется верить. Сам-то я кто?– простая кархадская птица! Кроме вживлённых чипов да поощрительных чипсов – таким, как я, ничего не светит. Но и корм поощрительный – лишь за примерное поведение в клетках да стойлах, где мы: электорат – отбываем свой пожизненный срок ожидания. А ждём одного, утешаясь при том алкоголем, блудом, травой да иллюзиями: разделки на перья и ресторанное мясо – для хищных гурманов: с мошной и чинами… Ещё и на запчасти их одряхлевшим телам… И не эволюционировать мне никогда, и в сотом даже поколении, до кого-нибудь с клыками. А мошну, если выпадет вдруг случай такой: лотереей, мезальянсной фортуной, нежданным наследством: отожмут непременно! За мошной нужен глаз, хищный глаз! Мы же, едо́мые, смотрим на мир и себя взорами скорбей, глазами утрат… Так что, Попугай хоть сейчас – в красную гвардию! И перья в масть имеются!.. Беда в том, что наши хозяева повторно Алой державы никак не допустят. Всех в ядерном ка́ле утопят, но – не допустят!

Последнюю фразу Попугай кричал уже – во всю глоть, но и оборвался тут же, замкнув клюв наглухо, после – лишь булькал всхлипами: то ли от фатальной безысходности, то ли от страха за крамольные речи…

В гуще кустов, которых здесь не было, которые бежали, но ради такого уже и вернулись, Кто-то проникновенно наигрывал на рояле Марсельезу. Проку́дливо дерево насвистывало в такт Интернационал. На явочных норах в песчанных отрогах Барсук Троцкий, смахнул скупую слезу коммунара, удвоил паёк на откорм свирепой Свободы, коя до срока томилась в кле́тях – в наморднике. Жалюзи́ паскудного быта на миг отвернули ламе́ли, и из щелей полезла адская сволочь, требуя всем по потребностям…

… только Эхо молчало, мудро прикрывшись профилактическими работами.

Но в объёме мирской суеты всё и затухло. Марсельезу взяли на работу гимном буржуазии. Интернационал устроился в профсоюзы – Большим Аргументом: теперь в шиколаде. Вождь Барсук неслабо пополнил счета. Мегера Свобода пошла на панель – в поисках смысла и содержания… Пу́па разом опомнился:

— Что проку в несбыточном? Безопасней о личном!.. – Попугай возвернулся к предписанной теме с явным облегчением: – За мужа нашего, зверюгу богатую, Рысь не хочет, то уже ясно… И молодец: овцой бы лохматой была, если бы клюнула: ведь активы того муженька – это что? Это чернила в гроссбухах, электронные импульсы да бумага зелёная, ничем не обеспеченная: мы ту бумагу печатаем в день по вагону! А твоё приданное – недра, просторы, во́ды и во́здухи, и его муженёк оборотистый в миг бы отсвоил, к профиту приладил, а выдоив всё – разом развёлся б, после и выгнал: голой овцой, бесприютною нищенкой! Или сдал в зоопарк. То и вовсе – на мясо!.. Попугай говорит так от сердца, во все откровения. Кирдык ему будет за это в конторе.

— Да ладно, брось жутей-то нагонять! О том на каждом форуме гра́чат. Тоже мне, тайна!

— Забудь… Не хочешь за нашего, твоё право… что ж за Тигра-то не идёшь?

— Вредная я. И привередливая… От веку велось так у нас, Рысей: воздать должное героям земным – воздадим, да не шибко их балуем… Рысей всё больше к Небесному тянет…

— То-то о́ры-вопли ваши кошачьи всё окрест неистовством лютым смущают, спать не дают…

— Так всякое бывает. И всякие бывают. Кто от течки до течки живёт, а кто и Попугая сейчас загрызёт.

— Да хватит уже грозиться: Попугай и без того за правду претерпел немеряно!

— Ладно, живи! Тень истины в твоих речах имеется, уже немало… А Тигр, что Тигр? Оно конечно – Тигр! У него ж не только пасть, у него – тело!.. – Рысь снова мечтательно и густо замурны́кала. – Но я ж его ради державного от себя оберегаю, можно считать: спасаю культурный фонд!

Сказать, что последняя реплика Рыси взорвала инет – ничего не сказать…